МОЛНИЯ

В рок-группу «Силуэт» я попал совершенно случайно, когда ждал начала репетиции в театральной студии нашего городского Дворца Культуры. Сидя у окна, на лестнице второго этажа я под гитару пел песню «Мальчонка, парень мааладой, мааладой». Градский ее когда-то здорово исполнил в фильме «Романс о влюбленных». Голос у меня, тогда ещё не замутнённый никакими вредностями, не хрипел, не сипел, и я считал, что пою почти как Градский, ну, или ничуть не хуже. Мимо меня, в помещение для репетиций, в подвал спускался Боря Сугоняев, незнакомый мне, руководитель группы «Силуэт». Борю, как настоящего рокера звали Боб, "Силуэт" назывался группой, а не вокально-инструментальным ансамблем, как было принято тогда, и помню - это приятно меня поразило.
– Привет, сказал мне Боб, протягивая руку, - хочу предложить тебе заскочить к нам на репетицию как-нибудь, есть желание тебя послушать,- я неопределенно кивнул, - Приходи, голос у тебя ничего, - он назвал какой-то день, и мы условились о встрече.
Из участников «Силуэта» помню ещё Сашу Чистякова, который пел и классно молотил на барабанах – да он и сейчас поёт, улыбаясь своей красивой нестареющей улыбкой, молодым и старым поклонницам. Галя Коренькова – солистка группы, победительница конкурса «Алло, мы ищем таланты», это, считай что – звезда была, всегда на нее поглядывал с уважением и каким-то внутренним трепетом, ну, а что вы хотели – местная Пугачиха всё-таки. Эдик Котин - клавишник и Олег Садовников - гитарист, он тогда, то ли учился, то ли закончил уже художественное училище, рисовал здорово.
На концерт 10-летия «Силуэта» расщедрившаяся директриса Дворца Культуры решила приодеть группу в костюмы тройка, состоявшие из брюк, пиджака и жилета, и пошитые на заказ в городском ателье. Костюмы сделали из черного бархата с голубым отливом, красивые и моднячие. Вот только на примерке я присутствовать не смог, работал тогда на заводе во вторую смену, поэтому для измерений позвали пробегающего по коридору музыканта из симфонического оркестра. Видимо он чем-то меня напоминал, и казалось, подходил по габаритам, по - крайней мере, споров не было.
Наступил день премьеры. Большой зал Дворца Культуры был набит битком. Коллектив дворца поработал на славу – осветитель шикарно выстроил свет, художником Лёвой были изготовлены декорации и драпировки, им же был придуман коронный выход группы - по ступеням вниз, раздвигая занавеси в глубине сцены.
Я влез в свой костюм и на этом счастливый день для меня закончился. Что такое презерватив, я конечно знал, но надевать его не приходилось, и вот пришлось - костюм на мне выглядел похоже.
Ничего, подумал я, плясать не надо - отпою, поди. Я, как и Галя, был солистом в группе, только лишь иногда, как шаман, постукивал в бубен с металлическими тарелочками, потому что на гитаре играть толком не умел, и мне её не давали.
Третий звонок как приговор прозвучал резко и отчетливо и мы начали по очереди подниматься по ступенькам, чтобы эффектно раздвинув занавес в обе стороны, спуститься на сцену, к ожидающим нас зрителям. Я выходил последним, как на рыцарский турнир, скованный доспехами, и без особого желания воевать, поэтому настроения не было. Это, а скорее всего хлипкие нитки моего нового костюма послужили катализатором произошедшего – поднимая ногу на ступеньку, я услышал, как с брюки, с легким треском, расходятся по шву. Отстояв полубоком к зрителям, прикрывая незаметный разрыв внутри бедра другой ногой, я удачно отпел пару песен, и думаю, что вряд ли кто-то заметил мою катастрофу.
Программа концерта была составлена так, будто кто-то как в воду глядел - моё постоянное присутствие на сцене не предполагалось. Вот в такой перерыв, длиною в три песни, я поспешил к вахтеру, как к джину, исполняющему желания, получил от нее нитки с иголкой, и сев за сцену, быстро зашил снятые брюки. Жизнь налаживалась.
Застегнув пуговицу, в нужный момент я вышел на сцену. Концерт для меня только начинался.
Мы самозабвенно пели, мой взгляд скользнул по Гале, и я увидел, как она пристально разглядывает что-то на моих штанах, медленно сдвигаясь от меня в сторону. Глаза её при этом округлились, но петь она не перестала – вот, что значит настоящий талант! Я посмотрел вниз. Боже мой! Какой-нибудь корнет Оболенский застрелился бы сразу, не приходя в сознание – ширинка на моих тесных бархатных брюках распахнулась настежь, и в обрамлении черного зева неестественно выпирало моё естество в красных плавках. Око Саурона, сука... Сгореть со стыда или бежать рыдать за кулисы возможности не представлялось - надо было петь дальше. Я отвернулся на мгновение и застегнул молнию одной рукой, второй рукой в это время постукивая бубном по бедру. Я бы сейчас хотел посмотреть, как это выглядело со стороны, и что увидели восемьсот зрителей дворца, но записывали тогда разве что партийные съезды...
Гордость за человечество не оставляла меня весь оставшийся концерт – это ведь были мои первые брюки с молнией.
Втык от руководства по-моему я не получил, да, в конце концов, и не стал бы отвечать за нашу легкую промышленность, она и так за себя всё сказала.